Giới thiệu về sách điện tử này
Хайям Анакойхер относится к тем легендарным личностям, которые не слишком заботятся о том, чтобы оставить след в мировой истории.
Статьи о нём не появятся ни в какой энциклопедии, он не выпустит многотомного собрания сочинений, не будет отмечать юбилеев – ни круглых, ни промежуточных, не станет давать интервью, не снимет о себе фильм…
Он вообще человек, не достойный подражания – авантюрист, бродяга, пропойца. Он побывал в 52 странах, сменил три десятка профессий, его ноги омыты водами всех океанов Земли, он поднимался на воздушном шаре в стратосферу и опускался в батискафе на морское дно.
Он бывал богат – и жил во дворце на берегу коралловой бухты Лагоа да Фрейтас в Рио де Жанейро, бывал беден – и разделял кусок черствого хлеба с бездомными в Зимбабве, в районе Мумба, где дерьмо льётся прямо по стенам домов….
Мне повезло – судьба сталкивала нас с Хайямом Анакойхером трижды: в первый раз – в притонах Сан-Франциско, летним вечером, двадцать лет назад, потом – в любимом журналистами баре Кейптауна, куда мы летали по приказу Босса – это было, пожалуй, лет на пять позже, и, наконец,совсем недавно – в столице столиц, прародителе всех городов Земли – древнем Ершалаиме, где мы пили золотое как небо аи, сидя на камнях откопанной археологами улочки, которой исполнилось к этому времени, пожалуй, семь тысяч лет, а то и больше…
Хайям Анакойхер не достоин подражания – он достоин восхищения. Он абсолютно уверен, что не создал ничего стоящего – ни в науке, которой он занимался, ни в своих бесчисленных путешествиях, ни в бизнесе, ни в головокружительных взлетах, ни в ошеломляющих падениях, ни в прозе, ни в стихах.
«Что бы я ни делал – я знаю людей, которые это делают куда лучше меня! – говорил он, бывало, занюхивая черным хлебом коньяк «Эспри де Курвуазье» по семь тысяч долларов за бутылку. – Первым я нигде быть не могу. А вторым – решительно не хочу.»
Он, Хайям Анакойхер, не похож ни на кого. Наверное, потому его помнят все, с кем ему довелось по жизни встречаться – а таких людей многие тысячи.
Признаюсь, я совсем не надеялся, что он меня заметит – ведь я ничем из этих тысяч не выделялся – разве тем, что не скрывал своего восхищения Хайямом – и, при всем его величии и безразличии к условностям – может быть, это было ему приятно.
Но вот старый бродяга из Аддис-Абебы оставил у моих дверей в Калифорнии рукопись стихов Хайяма, большинство из которых написано в старинной восточной форме рубаи, королем которой был его великий тезка и предшественник. Рукопись сопровождалась краткой запиской, где Хайям сообщает, что жил среди индейцев племени ачумави и написал рубаи на этом языке. Он приложил к манускрипту английский подстрочник и старомодную аудиокассету, на которой записано его чтение рубаи у костра под аккомпонемент костяной флейты ньяма-коэ…
Хайям попопросил меня перевести его произведения на русский.
Я выполнил это поручение с удовольствием.
Считаю своим долгом предупредить читателя, что перевод, осуществленный мною со всем старанием и вдохновением далеко уступает оригиналу по благозвучию и философской мудрости.
